Александра Веен

Последняя

Корректор Александра Приданникова

Иллюстратор Александра Веен

Глава 1. Пути сходятся

Ветер гнал тучи на северо‑восток. Ненастье миновало тихий, дремотно‑скучный городок Заречье, почти не потревожив его. Робкий дождик пошуршал ночью в окрестных перелесках, немного побрызгал на черепичные крыши – и только. Никаких вам молний, никаких раскатов грома. Но Э́рсиль очнулась будто от грозового рокота.

– Проклятье! – выдохнула она.

Вскочила с постели, накинула стеганое одеяло поверх сорочки и бросилась на улицу.

Одноэтажный домишко, что снимала Эрсиль, стоял на самой окраине, поэтому с заднего двора открывался широкий обзор на поля – уже перепаханные и угрюмые.

Эрсиль долго смотрела вслед умчавшейся буре и пыталась различить хоть что‑то в беспокойной тьме, окутавшей полноводную реку Морбэ́й. В ушах стучала кровь, сердце разрывалось на куски. Эрсиль сгорбилась возле низкой каменной ограды и прижала ладони к груди.

– Значит, вернулся, – хрипло сказала она.

А чему тут, собственно, удивляться? С августа он проникал в ее сны все чаще, с августа Эрсиль не находила себе места. Она старательно замыкалась – в надежде, что ее не затронет, обойдется. И вот не обошлось. Теперь ей нужно выбирать.

Эрсиль подковыляла к скамейке, тяжело опустилась на нее. Боль помаленьку утихала. Да, за год Эрсиль совсем отвыкла, а он появился так близко. Скорее всего, переправился по Зареченскому мосту и двинулся в столицу.

Над головой Эрсиль шумели дряхлые яблоневые деревья, с ними спорил куст жимолости, что рос неподалеку. Заполонившая грядки душица пропитала сад густым и в то же время острым запахом. Эрсиль нагнулась, сломила пару жестких стебельков, размяла пальцами. Ей полегчало, и решение созрело. Где бы еще раздобыть чуточку смелости?

Наконец Эрсиль поднялась и зашагала к покосившемуся крыльцу. Вдруг смутно белевшую впереди стену, разделенную черными столбами опор, заслонила тень. Заслонила и вмиг исчезла. Эрсиль застыла. Померещилось? А если нет, то что? Во мраке всякая тень – вылитое чудище.

В спальной Эрсиль зажгла масляную лампу. Выволокла из‑под кровати мешок с четырьмя вшитыми ремнями и заглянула внутрь.

– Здравствуй, отрепье, – пробормотала она, вытягивая измятые холщовые штаны и дырявую шаль.

К рассвету все было готово. Мешок увязан аккуратным тючком, в сумке – мятные леденцы, толстый кошелек, неплохая карта Северных Земель и грамоты с печатями шести графств, чтобы беспрепятственно путешествовать по Онсельвальту. За эти бумаги у Эрсиль некогда затребовали баснословную сумму, и не особенно они ей понадобились.

Сундук с книгами и большинством нарядов Эрсиль отнесла в подпол, а сама облачилась в добротное серое платье. Оно старило ее и полнило, с тем умыслом и приобреталось.

Скрутив темно‑русые волосы в пучок и нахлобучив полинялую шляпку с плотной вуалью, Эрсиль поспешила к господину Ба́топу, хозяину дома. После длительного ожидания – господин Батоп изволил кушать, – Эрсиль пригласили в рабочий кабинет. Она разъяснила, что сестра покойного мужа зовет ее погостить, возвратила ключи и даже не заикнулась о деньгах. Господин Батоп выслушал ее с доверчивой улыбкой, разложив прелестной бархатистости щеки по плечам, и тоже не заикнулся о деньгах. А зачем ему? Уж коли он дерет втридорога за лачугу Эрсиль, разве упомянет он первым о месячной переплате? Как бы не так! Впрочем, Эрсиль не обижалась, господин Батоп был ей удобен. Сам нечист на руку, он редко задавал вопросы и держал язык за зубами. Чего не водилось за его женушкой.

Эрсиль замешкалась у дверей, а в столовой разгорался обмен мнениями, отзвуки которого долетали до прихожей.

– Вдовушка‑то наша сбега́ет неведомо куда! А и скатертью дорожка! – восклицала госпожа Батоп.

– Да, шкатертью! – шамкала почтенная родительница господина Батопа.

– Нам же лучше. А то страху натерпелись!

– Это ж почему?

– Вы никак опять подзабыли, страдалица моя? Ну да я повторю, мне нетрудно. – И госпожа Батоп с удовольствием повторила: – Я так разумею, вдовушка наша сама себя вдовою сделала. Лицо ее видели? Это муж ее украсил – он был горазд бутылочку опорожнить. А она осерчала и кочергой его, кочергой!.. Потом из А́берноуфа улепетнула к нам: граница рядом. Все средства его прикарманила и живет припеваючи!

– Батюшки, страсти какие!

Эрсиль искренне согласилась с почтенной родительницей господина Батопа – страсти нешуточные! Ладно, что из Аберноуфа, определили по смягченному выговору, но откуда взялось «кочергой, кочергой»?

– До чего ж приятные люди, – буркнула Эрсиль и еще подумала, что госпожа Батоп не очень‑то в ней и ошиблась.

Эрсиль не медлила и в четверть десятого покупала билет на чистенькой, недавно отстроенной железнодорожной станции. Доехала сначала до И́оля, затем до столицы Йор‑Вейнс. Там она поняла, что опоздала.

Вечером Эрсиль навестила одну лавчонку – якобы барахольщика. Ею владел бабушкин знакомый. Он не отказывался получить несколько самоцветных камушков за полцены. Где‑то отсы́пали бы вдвое против этого. И где‑то поинтересовались бы, откуда у небогато одетой барышни неиссякаемый запас опалов, искусно ограненных топазов, аметистов и сапфиров…

Эрсиль переночевала в гостинице у вокзала и продолжила дышать паровозным дымом и трястись в дребезжащих вагонах. Отступать сразу она не желала.

* * *

Утром восемнадцатого сентября Эрсиль сосредоточенно изучала карту, сидя в поезде. Он вот‑вот должен был отправиться из Гри́для на север.

Тем же утром за девяносто с лишним миль от Гридля матушка Ворку́ра подстерегала констебля. Он вот‑вот должен был отправиться в трактир «Барашек Ту́кби» и угодить прямиком ей в когти.

Следует заметить, что Тукби – это захолустная деревенька южного удела графства Э́льсул. Она окружена дремучими лесами, и вы с чистой совестью можете именовать ее медвежьим углом. Если в такую глухомань забредает чужеземец, вниманием его не обделят. И тогда, не сомневайтесь, на диво зоркими и любопытными окажутся подслеповатые дамы весьма преклонного возраста.

С чем пожаловал седой Мо́риш – тот самый чужеземец, не догадывался никто. В потрепанной широкополой шляпе он завалился на постоялый двор пасмурным осенним днем, славно подкрепился и снял комнату.

– И что, ответьте вы мне, нужно здесь этому шлендырю? – подзуживала своих подруг матушка Воркура, отличавшаяся деятельной натурой. – Он у нас в церкви и не мелькнул, нечестивец! Хлебнем с ним лиха, нагорюемся!

Не напрасно обитатели Тукби величали матушку меж собой Воркуро́нихой. Такой бойкой старушки еще надо было поискать. Матушка караулила чужеземца с завидным пылом, и ее не заботило, что сама она при этом трижды пропустила обедню. А уж когда на Тэ́рлинской дороге ограбили и покалечили местного торговца Но́ттэра, смекалка Воркуронихи заработала вовсю. Какой тут простор для нее открылся! И она не поленилась одарить собственной мудростью констебля.

– Каждый божий день шастал прохиндей по улицам! – втолковывала матушка Воркура, уцепив молоденького блюстителя порядка за пуговицу мундира и притягивая его к себе все ближе и ближе. – Тряс повсюду жидкой бороденкой. Потом шмыг в ельник – и нету! Объявлялся поздно – от порушенной лесопильни… А глаз‑то у него, глаз, а?! Дурной, тяжелый! Колдун, доподлинно колдун! Он Ноттера и обтяпал: кроме него некому…

– Освободите меня, любезная! – хмурился констебль. – Вы обвиняете путешественника в лета́х, который уже покинул Тукби. Но его нет в описании господина Ноттера. Беззаконие учинили трое налетчиков.